Lie to me

[lisya1983]

А главного героя сериала "Обмани меня", доктора Лайтмена кто-нибудь типировал? Кем он может быть?

@темы: Помогите оттипировать, Сериалы

---

Moulin Rouge

[Manuelle Atataki]

Moulin Rouge
Кто что думает по поводу персонажей?
Сатин не Гамлет?

@темы: Помогите оттипировать, Фильмы

---

Мария Семёнова, "Волкодав"

[Ana-Sunlight]

Мария Семёнова, "Волкодав"

Читала давно, а сейчас вот появилось желание оттипировать героев.
Мне кажется, что главный герой (как и автор) - Драйзер.
Эврих - Джек Дон.
Тилорн - Дон Дост.
Ниилит - Есь.
Кан-Кендарат - Дост.

Хотелось бы узнать мнение тех, кто читал, относительно таких персонажей как Елень, Эртан, Винитар, Хономер, Оленюшка, а также всех остальных, кого вспомните. Спасибо.

@темы: Помогите оттипировать, Книги

---

Вавилон-5

[emerald]

Фандом "Вавилон-5"
Интересуют, в основном, следующие персоны:
- Джеффри Синклер
- Джон Шеридан
- Сьюзен Иванова
- Майкл Гарибальди
- Деленн
- Лондо Моллари
- Г'Кар
- Вир Котто
- Ленньер

Особенно интересует Лондо. Совсем особенно - не Штирлиц ли он? Но, на самом деле, интересны все версии.

@темы: Помогите оттипировать, Сериалы

---

Ещё одна выполненная заявка.

[Сон в белую ночь]

Непреодолимые обстоятельства надолго утянули меня в реал. Наконец могу выложить оридж по ещё одной заявке: "Нап и Баль - соперники, делят Есеньку, с любым исходом, вплоть до ухода бывших соперников в обнимку в ночь глухую. Соглашусь на слеш, гет, фем, даже джен... очень интересно, куда автор вывернет сюжет. Можно POV Еськи, чтобы скучно не было."

Название: Игры Обсидиановой бабочки.
Автор: Сон в белую ночь.
Пейринг: СЭЭ/ИЛИ/ИЭИ.
Рейтинг: PG.
Жанр: ангст, романс, психодел.
От автора: по личным причинам этот оридж дался очень тяжело, несмотря на то, что я действительно хотела его написать. После многочисленных правок я поняла, что этот текст таким и останется, хотя мне очень многое в нём не нравится.
Предупреждения: В фике присутствуют сюр и так называемые "потоки сознания", - впрочем, я считаю это оправданным, так как характеры некоторых героев располагают к подобным вещам. Да, и ещё. В целях достижения хоть какого-то правдоподобия, мои герои по большей части разговаривают на молодёжном сленге.

Игры Обсидиановой Бабочки

Каждый из них по-своему – загляденье, а вместе – это что-то неописуемое. Наблюдать за ними – то ещё удовольствие; они пытаются укусить друг друга при каждом удобном случае. Вот только методы у них разные, и не сразу и поймёшь, кто кусает больнее.

Ник улыбается усталой и печальной улыбкой. Ник пьёт чай и неторопливо рассказывает нам мифы - с такими подробностями, что можно подумать, он сам только что оттуда. Ник знает про религию ацтеков и майя всё, что только известно о них миру науки, - а может быть, немного больше. Ник может рассказывать так, что мы оба уходим вслед за ним туда, в жаркую тёмную древность. Любой резкий звук заставляет нас вздрагивать. Хлопнет дверь на площадке – мы подскочим. Я вижу, как Дэйни щурится и моргает, пытаясь сбросить с себя пелену его заклинаний, а потом насмешливо улыбается: «Всё это замечательно, Никки. Жаль, что ацтеки вымерли ещё... э-э-э... много лет назад, и у тебя нет шансов найти себе среди них хоть какую-нибудь девушку». Глаза Ника темнеют, - не в буквальном смысле этого слова, они у него всегда одинаково серые, но я вижу не только глазами. Он темнеет весь, изнутри. А Дэйни с улыбкой кладёт руку мне на талию и резко притягивает к себе. Я забываю сопротивляться. Я не умею сопротивляться. Я лишь слабо возражаю: «Дэйни, перестань...», зная, что, конечно же, он не перестанет.

Дэйни – это Дэйни. Ему невозможно противоречить, с ним невозможно бороться. Когда эта наглая, обаятельная улыбка засядет у вас в печёнках, вы схватите с дивана подушку и попытаетесь избить его. Но в итоге сами окажетесь прижатым к дивану, а он будет, посмеиваясь, колотить вас этой злополучной подушкой... Ладно я – я девушка, я слабее физически. Но сколько раз Никки оказывался в том же самом положении? Совет на будущее: не позволяйте Дэйни завладеть подушкой. Просто прячьте её куда-нибудь подальше. Ну, в крайнем случае, на неё можно лечь самому, хотя это тоже не всегда прокатывает...

Собственно, то, что мы сейчас живём втроём – это заслуга Дэйни. Мы с Никки знали друг друга со школы; его обречённая, молчаливая влюблённость, которую он, скрепя сердце, называл дружбой, удерживала нас рядом три года. После школы мы поступили в один и тот же университет в столице, но на разные факультеты, и перед нами возникла одна и та же проблема. Нам было негде жить. От обилия денег не страдали ни я, ни он. И тут появился Дэйни.

Дэйни, - а кто-нибудь помнит, откуда он, собственно, взялся? Я не помню; думаю, Ник тоже. Он из тех людей, которые берутся словно бы из воздуха, невзначай берут тебя под локоть, болтают о всякой ерунде, заразительно смеются, и через два дня у тебя появляется чувство, что они были здесь всегда. Дэйни вынырнул откуда-то из пересечения параллельных миров, ухватил нас обоих за шиворот и сказал, что тусить в съёмной квартире втроём гораздо круче, чем ютиться поодиночке. И он даже знает одного парня, который возьмёт с нас дешевле, чем любой другой владелец квартиры, потому что друзьям Дэйни всегда и везде скидки... Этот парень с тёмно-рыжими, практически медными волосами и блестящими глазами просто-напросто положил на меня глаз. Ник для Дэйни – бесплатное приложение ко мне; тот, кого и соперником-то считать унизительно, но кто, однако, упорно не желает отойти в сторону и дать дорогу. Как бы то ни было, следить за тем, как эти двое по очереди скалят зубы, довольно занимательно. И, что греха таить, очень лестно...



* * *

- Эй, Иви, айда в кино? – окликает меня с дивана Дэйни, лениво щёлкая пультом от телевизора. – А то крутят чушь одну... Сейчас как раз фильм классный идёт, про двоих киллеров, мужа и жену. Ребята говорили, прикольный.

Я сижу на тахте, поджав под себя ноги; перебираю конспекты и пытаюсь разобрать собственный, напоминающий плохую кардиограмму почерк. Ещё не успеваю обдумать его слова, как с балкона тут же откликается Никки:

- А учиться за неё тоже твои ребята будут? У Иви через неделю зачёт по антропологии. Не сдаст – ещё долго не до кино будет. Ей заниматься надо, а ты тут со своими...

- И что ей теперь, дома безвылазно сидеть и зубрить? Увольте!

- Между прочим, тебе это тоже не помешало бы. Будешь продолжать раздолбайничать – вылетишь из института, как пробка из бутылки. – Сквозь тонкую колыхающуюся тюль я вижу тёмный силуэт Ника, склонившегося в позе Сократа. Отсюда кажется, что его чёрные волосы, которые он наконец-то распустил из хвоста, сливаются с рубашкой. Лица не видно, и он похож на статую из чёрного мрамора. Точнее, был бы похож, если бы не тлеющая в руке сигарета. Никки потусторонний, думаю я в который раз. Никки всегда говорит правильные вещи; такое чувство, что земные слабости и удовольствия ему просто неведомы. Но в его исполнении даже правильные вещи всегда кажутся невообразимо скучными...

Вот и сейчас перспектива сидеть над конспектами меня совсем не радует, если честно. Он просто не хочет отпускать меня с Дэйни. Интересно, он сам это осознаёт? Я робко пытаюсь подать голос:

- Никки, да сдам я этот зачёт. Знаю ведь, что сдам. Тем более, преподаватель меня любит. Ну посмотри на меня – как мне можно «незачёт» поставить? – со смехом добавляю я.

- Вот на это я бы полагаться точно не стал. Любит, любит, а к зачёту вполне может разлюбить, - усмехается он и гасит сигарету о балконные перила.

- Ну Никки! – не выдерживаю и надуваю губы, как маленькая капризная девочка. – Ну не могу я сидеть над антропологией! Я всё равно её не понимаю.

- Потому что дурака валяешь. Если действительно работать над материалом, то в конце концов...

- Иви, да ну его! Сказала – сдашь, значит – сдашь. Пошли!

Дэйни выключает телевизор, стремительно и плавно поднимается с дивана, берёт меня за руку и тянет в сторону ванной. Мне ничего не остаётся, кроме как послушно подняться и пойти за ним. Но по дороге я пытаюсь обернуться, чтобы посмотреть на Ника и извиниться – хотя бы глазами. Никки не смотрит в нашу сторону; он по-прежнему сидит, подперев рукой лоб, и смотрит куда-то перед собой. Хочется сказать – в пустоту, но я-то знаю, что этот взгляд устремлён совсем не туда... Сейчас я ничего не вижу; я просто чувствую, как заполняет его изнутри тёмная тяжесть... но Дэйни быстро суёт мне в руки одно из моих летних платьев и закрывает за мной дверь в ванной, - пора, пора идти!


* * *

Настойчив. Слишком настойчив, - до такой степени, что хочется закрыть глаза и позволить ему творить всё, что он захочет. Все те два с половиной часа, что идёт фильм, я ощущаю тепло его жёстких пальцев на своей руке, и у меня нет ни сил, ни желания отталкивать их. Из глубины души поднимается что-то дивное, древнее, - как будто в моих старых девчоночьих сновидениях, где огромный дракон с багровой чешуёй похищал меня и уносил далеко-далеко, за моря и горы...

Не смотри на меня так; я хочу насладиться этой дрожью сполна, потому что это не продлится долго. Это как цветок, живущий два-три дня; это прозрачная бабочка, которая умрёт раньше, чем узнает своё имя. Сегодня бабочка выбрала нас – так примем же её с благодарностью. Но каждую минуту, каждую секунду будем помнить о том, что совсем скоро это кончится...

... и не будем возлагать лишних надежд. Влюблённость живёт, влюблённость умирает; впереди, в труднообозримом будущем, я вижу далёкие огни истинной любви. Она будет прекрасна, я знаю; а пока – порхай, моя бабочка!

- Иви, - шепчет он мне на ухо, и от его дыхания становится щекотно, - у тебя руки дрожат. Тебе холодно?

У меня вырывается тихий смешок. В зале жарко и душно; чёрный первобытный мрак возвращает меня на много тысячелетий назад, когда я была бабочкой, а он – драконом. Интересно, помнит ли он, что у него были сильные темно-красные крылья и зубастая пасть? Да нет, конечно же, нет. У него память другая – земная, короткая; он и меня-то через два года не вспомнит... Ах, Дэйни, Дэйни, если бы ты только знал!

- Мне не холодно, - я улыбаюсь, и чувствую в темноте, что он улыбается тоже. – Тебе показалось.

Он ничего не отвечает, просто сжимает мою руку крепче.

Когда мы возвращаемся домой, на улицу выползают сумерки. Свет в окне нашей квартиры не горит. Мы поднимаемся в тишине, и, пока Дэйни открывает своим ключом дверь, я пытаюсь успокоить слишком часто стучащее сердце и унять румянец на щеках.

- Эй, есть кто живой? – орёт мой красный дракон, включая свет в прихожей, и из глубины квартиры доносится приглушённый голос:

- Тише ты... Незачем кричать.

И по тону Ника мы сразу понимаем: сегодня снова будет вечер теней.


* * *

Это происходит спонтанно; никогда не знаешь заранее, когда тени лягут на стену нужным образом, и внутренние часы пробьют: пора. Просто Ник иногда зажигает свечи и долго-долго смотрит на то, как колеблется крошечный язычок пламени во мраке. Воспоминания зреют, - не его, не мои, но ночи; той самой древней ночи, которая существовала задолго до нашего появления на свет... Ночь бессмертна. Она говорит с нами на тысяче языков, она обволакивает сознание, проникает в него и растворяется в нём. Я не слишком хорошо умею слушать ночь, я – бабочка дневная, питающаяся солнечным светом. Никки – нет.

Мы незаметно притихаем, даже Дэйни начинает говорить вполголоса – не хочет спугнуть тени. А она, между прочим, уже здесь – горячая, беспросветная ночь другого тысячетелетия. Ник проводит пальцем по дрожащему огоньку свечи, - и, я знаю, в этот момент он в глубине души хочет обжечься. Играть с огнём, играть с драконами... мы ведь всегда любили такие игры, не правда ли? Никки тихо рассказывает про то, как богиня Ицпапалотль пала от руки Мишкоатля, и я вижу её, умирающую Обсидиановую Бабочку с изрезанными крыльями. Она и в смерти была прекрасна, богиня Судьбы, - я знаю, что ты видел это; ты рассказываешь так, как не может рассказывать тот, кто не видел.

Я не люблю тебя, Ник. Мне бывает тяжело рядом с тобой; я чувствую, что не в состоянии вытащить тебя из тёмного болота, в котором ты год за годом увязаешь всё плотнее, - болоте неверия и тоски. Твоя влюблённость не даёт тебе сил, только камнем тянет на дно... а я ничего не могу сделать, ведь уйди я, всё будет ещё хуже. Я не люблю тебя, я не могу тебе помочь... но я тебя понимаю. И в такие моменты я осознаю это остро как никогда, потому что я тоже вижу Обсидиановую Бабочку.

Прозрачные капли воска стекают на блюдце и застывают. История про Ицпапалотль, богиню Судьбы, закончена, и теперь мы просто молча смотрим на огонь, слушая тихое потрескивание фитиля. Наконец Дэйни ёжится и щёлкает пальцами перед носом у Ника:

- Эй, Земля вызывает Никки... Как слышно? Приём!

- Чего тебе? – голос у него усталый и подавленный. Мне становится жаль его. Но что я могу сделать?

- Мы сегодня ужинать будем, или кое-кто ушёл в нирвану, к своим ацтекам, и собирается питаться святым духом?

- Очень смешно. Можешь накрывать на стол, мне всё равно.

- Что значит «всё равно»? В холодильнике пицца осталась.

- Я не хочу пиццу.

- А всё равно ничего больше нет.

- Ничего и не хочу.


* * *

Во втором часу ночи Иви заснула в раскладном кресле, прижимая к груди большого синего зайца, и Ник наконец вылез с балкона. Он тихо прокрался в темноте на кухню с намерением погрызть холодной пиццы – организм уже не намекал, а прямым текстом говорил, что тоска тоской, а есть ему всё-таки надо, и желательно каждый день. На кухне его ждал не самый приятный сюрприз – Дэйни в одних джинсах сидел с ногами на стуле и листал конспект при свете слабенькой лампочки.

- О, ацтеки пришли. Что за ночное паломничество? Есть надумал?

- Наверное.

- Там в коробке один кусок остался, можешь хомячить... Что это на тебя нашло?

- А на тебя? – Ник кивнул на раскрытый конспект и лениво потыкал вилкой в пиццу.

- Типа вылететь не хочу, - усмехнулся тот и захлопнул тетрадь. – Нет, я серьёзно. Слушай, Никки, эта девочка - моя. Без обид. Сам посмотри: ты вокруг неё с девятого класса кругами ходил, и чего? Да если б ты ей нравился, она б давным-давно уже...

- Хочешь сказать, ты ей нравишься? – фыркнул тот, вертя в руках вилку.

- Ты что, не просёк ещё? Парень, я с тебя шалею. Тебе реально в прошлое надо, к ацтекам своим – в жизни вообще не шаришь...

- Ну-ну, - в голосе Ника слышались пока ещё тщательно сдерживаемые нотки раздражения. – Я не шарю в жизни. Замечательно. Потрясающе. Расскажи мне, шарящий ты мой, что с вами через год будет? Да хотя бы через пару месяцев? Разбежитесь по разным углам; хорошо ещё, если о предохранении не забудете, залететь не умудритесь...

- И что?

- Ничего, Дэйни. Ничего. Творите что хотите. Как кролики. Как тля. Мне фиолетово. Совершенно фиолетово... – голос был ровным, но взгляд Дэйни зацепился за побелевшие костяшки пальцев, остервенело сжимающих вилку.

- Эй, парень... Ты это... Вилку бы положил. Или согнуть её решил?

- Угу. Как в «Матрице». Нет никакой вилки, Нео... – Ник согнулся пополам, из его груди рвался нервный, сухой смех, больше похожий на мучительный кашель. – Вот веришь – мне плевать. На всё. С высокой колокольни... Потому что нет никакой вилки. И ложки нет. И тебя нет, и меня нет. И Иви тоже нет. Есть только Обсидиановая бабочка, богиня Судьбы...

- Эй, эй, с чего это меня вдруг нет? – такой расклад Дэйни не слишком понравился. – Какие-то странные у твоих ацтеков понятия...

- Это уже не ацтеки... это оттуда, из ноосферы, - Ник вилкой описал в воздухе непонятную фигуру.

- Откуда-откуда?

- Это долго объяснять.

- Тогда не надо. Придётся долго понимать. Слушай, а насчёт Иви ты не парься. Ну не твоя она, - Дэйни ощущал, что его недо-соперник окончательно сломлен; именно этого он и добивался и теперь пребывал в благодушном настроении духа. Поверженного противника хотелось ободрить и потрепать по голове. – Не твоя. Ты сам постоянно твердишь – карма такая, карма такая... ну вот. Хочешь, познакомлю с хорошими девочками?

- Иди к чёрту со своими девочками, а? Это у тебя их навалом. У меня одна была, больше никого не хотел... - медленно проговорил Никки.

- Ну и зря. Между прочим, с твоим-то мозгом... На тебя бы девочки вешались, если б ты в углу не сидел и филина не изображал. Зациклился, что никто тебе не нужен... ну и дурак, - Дэйни легонько хлопнул его по плечу и ощутил странное. Как будто не человека, а нечто бесплотное ударил. Что-то было смутно знакомое в этом ощущении полной податливости, - в том самом, которое ничем не объясняется, но всегда безошибочно чувствуется. И, если Дэйни не показалось, - а он точно знал, что не показалось, - Ник тоже это ощутил, и замер под ладонью. Казалось – надави чуть сильнее, и рука пройдёт сквозь лопатку и остановится в ледяной пустоте где-то между рёбер...

Несколько мгновений прошли в тишине, и Дэйни решил закончить свою мысль:

- Ну так что, мы друг друга поняли? Эй, не смотри так, будто у тебя только что вся семья умерла, с любимым хомячком в придачу...

- Мой любимый хомячок умер, когда мне было шесть лет, - рассеянно произнёс Никки. – От жажды умер. С тех пор я перешёл на кактусы.

- А-а, - сочувствующе протянул рыжий. – Понятно. Хотя я бы тебе и кактус не доверил.

- Сам дурак.


* * *

Никки временами думал, что он его ненавидит. Он, правда, не знал точно, как выглядит ненависть, но ему казалось, что по-другому она выглядеть не может. Его разум был не в состоянии понять, почему совершенно пустоголовое, живущее одним днём, духовно примитивное существо способно так сильно привлекать людей. Дэйни казался опутанным сотнями тонких белых нитей. Каждая нить вела к другой душе, и он развлекался, дёргая за них, спутывая их, натягивая до предела и почти отпуская... Это осознавалось Ником на грани сознания, и он там же, полубессознательно, злился. На что именно – трудно понять, да и надо ли? Всё равно в итоге будет так, как захочет кукловод. А сам Ник? Да что там Ник... Ник и рвать-то ненужные и даже вредные нити не умеет без посторонней помощи, о чём там говорить...

Всё к лучшему, всё к лучшему, - и разве не хочется Обсидиановой бабочке хоть раз ощутить на себе власть липкой паутины? И, может быть, стоит покориться пауку-кукловоду? Пусть себе плетёт, пусть охотится и играет, а одной душой больше – одной меньше, да кто же считает? Как будто у Ника есть власть хоть что-то изменить... И, - давай уже будем с собой честными, - Ник не умеет ненавидеть. И любить, кажется, тоже. Потому что когда любят – больно. Так в книгах написано. А Нику не больно. Он просто смотрит на свои руки, чувствуя на них невидимые глазу липкие нити, и думает о том, что у него странно саднит в груди. Но это ведь ничего. Это ведь пройдёт. Хоть бы кто рассказал, как надо любить, а как – ненавидеть... Кукловод, наверное, знает. Но расскажет ли? И можно ли у него спросить? Внутренний голос говорит: можно.

За окном сонно тянется утро, струйки дождя ползут по стеклу. Малышка Иви спит в обнимку с зайцем и видит свои цветные сны. На кухне задремал на конспекте красный дракон, - сейчас, в сумеречном полусвете, наверное, можно увидеть, как тускло переливаются его жёсткие чешуйки. Никки, единственный оставшийся в живых жрец Ицпапалотль, смотрит на стекающие по окну капли и думает о том, что будущее готовит для него много занятного. Он пока ещё не знает, что именно, но чутьё говорит о том, что неисповедимы пути богини, а ему самому ещё предстоит узнать многое, очень многое...

@темы: Фанфики

---

Blade of the Immortal

[| Yashamaru |]

Фэндом: Blade of the Immortal

Кто смотрел? Что скажете? Очень интересно ваше мнение.

@темы: Помогите оттипировать, Аниме/манга

---

Metal Gear Solid

[Тсубаки-тян]

Фэндом: Metal Gear Solid

Помогите протипировать героев этого фэндома,пожалуйста.)
Особенно интересуют Снейк с Отаконом.
Рэйден - Макс?

@темы: Помогите оттипировать, Игры

---

The X-files

[Тангор]

Фэндом: The X-files

Уверена, многие в детстве-юности смотрели этот сериал. Помогите, пожалуйста, затипировать Малдера и Скалли

@темы: Помогите оттипировать, Сериалы

---

Терри Гудкайнд, серия "Правила Волшебника"

[~Моргана Шелимар~]

Фэндом: Терри Гудкайнд, серия "Правила Волшебника"

Предлагаю оттипировать главных (и не только ) героев.

Робеспьер: Уоррен
Достоевский: Ричард Сайфер
Штирлиц: Чейз

Мать-Исповедница, Кара, Зедд, Эди, сестра Верна, Натан - ?

@темы: Помогите оттипировать, Книги

---

Фэндом: "Blood Plus"

[Strekazel]

Фэндом: Blood Plus

-Дива, Сая, Хаджи, Соломон, Карл и др.

Народ, сорри, просмотрела сообщество, вроде пока еще такой темы не было
Кровь + кто смотрел? Поможете оттипить сестер? ну и остальных персов тож было бы не плохо, но не главное))

Лично мне кажется (но я в соционе не сильна, если че) Сая Дост, а Дива Гамлет...есть еще какие предположения?))

@темы: Типирование, Помогите оттипировать, Аниме/манга

---

Princess Lover!

[Mirten]

Princess Lover!

Только что посмотрел 4-ю серию этого замечательного онгоинга и решил оттипировать персонажей. Прошу помочь тех, кто может.

Итак.

Теппей - ? (вообще мутно, ни одна дихотомия чётко не просматривается)

Шарлотта - ЭИЭ интуитивного подтипа

Сильвия - интровертный сенсорик (вероятно либо макс либо сенсорный драй)

Сейка - экстравертный этик

Незу Харухико - ЭИЭ этического подтипа

Ю - кто-то из интуитов (ясно лишь, что не сенсорик)

Дед Теппея - ЛСИ

 

Ваши уточнения и предположения?

@темы: Помогите оттипировать, Аниме/манга

---

Хроники Сиалы, Под знаком Мантикоры

[Night de Lune]

Фэндом: Хроники Сиалы, Под знаком Мантикоры

Читала давно, а сейчас вот задумалась. Из всего что запомнилось, Гаррет - Габен. Похоже как и сам Александр Юрьевич Пехов. Хотя неизвестно, да)
В общем всем, кто читал, просьба выразить свое мнение в комментариях относительно таких персонажей как:
Гаррет - Габен
Милорд "Крыса"
Кли-Кли (Гексли?)
Угорь (Роб?)
Все, кого вы еще вспомните из "хроник"
Фернан Руис де Суоза маркиз де Нарриа (могла ошибиться в имени)
Рийна
Герцог де Вредо (гамлет?)
Абоми
Мигель
Епископ де Лерро
И соответственно все, кого вы вспомните из "мантикоры")))

@темы: Типирование, Помогите оттипировать, Книги

---

Зачарованная

[ЯнТырь]

Зачарованная
Диснеевская, потрясающая сказка. О девушке попадающей из диснеевского мультика в современный Ньюйорк.
Мои скромные предположения

как-то

Принц - Есенин(?)
Жозель - Есенинка
Главный герой(не помню как зовут) -Жуков
Ненси - Жуков(?)
На счет белка, мачехи и её слуги совсем в растерянности)

@темы: Помогите оттипировать, Фильмы

---

Выполненная заявка номер раз.

[Сон в белую ночь]

Заявка звучала так: "Гамлет/Есенинка, следовательно, гет. х) Рейтинг - R. Он старше лет на тридцать, женат, дети - её ровесники. Она - юная, практически нимфетка. Жуткая кипучая смесь флаффа и ангста, моральные самоистязания, психоделика, пронзительный эстетизм и извращённый аристократизм. Но пусть всё закончится хорошо. Вот.))"
Автор не уверен, насколько хэппи получился энд, однако он стремился к этому.

Название: Свет внутри.
Автор: Сон в белую ночь.
Бета: отсутствует.
Фэндом: ориджинал.
Рейтинг: R.
Пейринг: ЭИЭ/ИЭИ
Предупреждения: отношения с несовершеннолетними.
От автора: о жизни закулисья автор знает лишь понаслышке, поэтому заранее просит прощения за возможные неточности)

Свет внутри

А как всё хорошо начиналось! В тот золотистый, напоённый предчувствием лета вечер было трудно представить, чем всё в итоге обернётся. Он был в ударе. Он играл на полную мощь, и его сознание будто бы раздваивалось – одна часть, поглощённая нестерпимо яркими эмоциями, упивалась игрой, а вторая следила за реакциями зрителей. Ему не нужно было смотреть в зал, чтобы знать, что там происходит. Все глаза были устремлены на него, и в них светилась искренняя, взаправдашняя боль. О да, он добивался своего. В который уже раз. Сегодня они опять будут плакать над ним.

И они плакали, когда его герой с молчаливой мукой на лице подносил к виску пистолет и после резкого хлопка из-за кулис медленно оседал на пол. Они плакали всерьёз, горько и светло. Именно так, как должны были. Он забывал про натирающий под мышками костюм, про жёсткий, царапающий кожу воротник. Он не зря ел свой хлеб, ой, не зря... Это был хороший спектакль и хороший вечер. И потом, в гримёрке, сдирая с себя ненавистный сценический костюм, разве мог он предположить, что этот светлый вечер станет для него началом конца?

Нет, не мог. Но предчувствие – было. Оно жило до поры до времени в уголке подсознания, где его заглушали другие, куда более яркие и отчётливые чувства – маленькая серая мышка, точащая зубки о дерево... Позже он вспомнит и признается себе – было. И, по хорошему, надо было к нему прислушаться. Но он с мазохистским упорством выбирал из нескольких возможных путей наихудший – сколько он себя помнил...

- Александр Юрьевич? – К нему обращаются уважительно, чтобы не сказать – подобострастно. Как же, звезда театра... Крысы. Только и знают, что обсуждать за спиной, с кем он спал в молодости, чтобы попасть сюда... Лебезят. Фальшивят...

- Что там такое? Букеты? Положите на стул, я жене заберу.

- Какие-то девушки к вам пробраться пытаются... Пустить?

Александр легонько фыркнул, откладывая в сторону тампон с остатками грима. Разгримированный, он выглядел совсем иначе – старше, проще, но в то же время красивее. Вот только сам он этого не замечал, и лишь кривился, рассматривая лучистые морщинки около глаз и не столь идеальную, как ему хотелось бы, кожу...

- Пусть подождут. Всё равно на выходе полезут с автографами, ничего с ними не случится.

Бросив взгляд на небрежно сваленные на стуле букеты, он заметил в одном из них сложенный бумажный прямоугольничек. Письмо, значит... Вот этого жене видеть не следовало. Она, конечно, понимала, что это издержки профессии и лишний показатель успешности мужа как актёра. И даже шутить на эту тему пробовала. Но он-то чувствовал её тщательно скрываемую боль и ревность – а ну как соблазнится двадцатилетней шлюшкой, сама-то далеко уже не красавица... А Александру такая боль в чужих глазах была ни к чему. Совершенно. Поэтому он вытащил письмо из букета, попутно уколов руку и тихо зашипев с досады, и развернул.

«Ты знаешь, я знаю,
Лучи каких звёзд
В глазах твоих отражаются.
Пылая, сгорая,
В безумии слёз,
Они каждый раз возрождаются...»

Александр улыбнулся. Снова – глупые девичьи стихи, банальные, наивные, искренние... Он любил такие стихи. Ему нужно было это как воздух, и он никогда не смог бы объяснить этого жене. Потому что – как объяснить это ощущение отклика, безмолвного обмена энергией, когда эмоции циркулируют в воздухе? Когда ты смеёшься – и смеются все, плачешь – и все вытирают невольные слёзы? Это было необходимо. Это было правильно.

Письмо следовало выбросить. Но Александр почему-то начал рассеянно шарить по карманам пиджака, раздумывая, куда можно спрятать, чтобы Лена не наткнулась по случайности. Она всегда сама стирала его одежду. В кармане он нашёл дырку и позавчерашний леденец. Поморщился. Кинул леденец в дальний угол, а письмо сунул в другой карман. Не забыть бы убрать куда-нибудь, когда придёт домой...

Из театра он выскользнул с чёрного хода. Встречи с поклонницами не хотелось. Он любил их, действительно любил – но только тогда, когда он был на сцене, а они – в зале. Тогда каждая из них превращалась в крошечный сосудик, который он щедро наполнял светом и откуда черпал вдвойне. А вблизи... Вблизи его непременно хотели пощупать, приобнять, чмокнуть в щёку, - и дома Александр, брезгливо морщась, оттирался мочалкой докрасна. Чужие руки и губы казались грязными, неприятными. Они же до этого теми самыми руками обувь надевали и кошек на улице гладили, бррр...

- Александр... Юрьевич? – Из темноты появилась хрупкая фигурка. И здесь достали, мелькнуло у него в голове. Но девушка, к счастью, была только одна. Судя по голосу – совсем юная.

- Да, деточка, да. Чего душенька твоя желает? Автограф? Давай сюда свою бумажку, и Александр Юрьевич пойдёт бай-бай...

- Мне не автограф.

Лица в полумраке дворика было не видно, но голосок был приятный, отметил он про себя.

- А что тогда?

- Я вам стихи передала... Вы, может быть, не прочитали... Там толпа собралась у главного входа, вас ждут. А я сразу поняла, что вы оттуда не пойдёте, и сюда пошла. Внутренний голос подсказал... Я не хочу с толпой. Я хочу с вами, лично, глаза в глаза... Вы моим рыцарем стали, вы знаете?

- Я прочитал, - негромко сказал он и поразился, насколько устало звучал его голос. Неужели он и вправду так вымотался? Наверное, стоило всё-таки поесть с утра, потому что Александр вдруг обнаружил, что подозрительно кренится в сторону. – Плохие стихи. Мне понравились.

Несколько секунд она молчала, потом прыснула серебристым, обволакивающим смехом.

- Я так и знала, что вы это скажете... А знаете, что? Вы мне приснились. То есть я тогда ещё не знала, что вы – это вы. А потом, через несколько дней, меня мальчик в театр позвал. Знал, что я театр люблю, хотел голову закружить поскорее. Как будто бы я не вижу, что ему надо... – Снова искры смеха в темноте, печально-сладкого. Александру вдруг страшно, невыносимо захотелось напиться этим смехом допьяна, впитать его в себя, весь, весь... – А я вас увидела. Судьба, значит. Я сразу поняла, что судьба. У меня никогда ещё так не было.

Он хотел сказать: деточка моя, тебе ведь, кажется, ещё и шестнадцати нет. Деточка моя, в твоей жизни будет ещё столько «перстов судьбы», что коллекция наберётся. Деточка моя, я уважаю твои чувства, я ими питаюсь как актёр, спасибо тебе, а теперь ступай домой, пока родители волноваться не начали. Всё это он хотел сказать, но серебряный смех – победил.

Александр всю жизнь ругал себя за слабоволие. И всю жизнь – безрезультатно. Но в тот раз это не было просто похотью. В тот вечер – точно ещё не было. Потому что родилось новое, светлое, переливающееся; и это было то, чему он служил, и то, из чего он состоял. Внутренний свет. Актёр подчиняет себе свет, свет подчиняет себе актёра. Что было раньше – курица или яйцо? Чёрт с ним, чёрт с ним со всем... Кто ещё, кроме неё, мог понять? Кто мог понять?..




У неё оказались мягкие волосы, цвета кофе с молоком. Александр в жизни не пил кофе с молоком, он вообще кофе не пил, считая, что у него высокое давление и больное сердце. Но её волосы по-другому назвать не получалось, иные слова не шли на ум. А ещё они вились колечками, он наматывал их на палец, а она смотрела и смеялась. Она часто смеялась, и её смех грел душу. Александр целовал её волосы, - пока только волосы, - и в груди что-то замирало от нежнейшего звона колокольчиков. Проклятые колокольчики, в чашке с чаем – дурман. Мы состоим из света, солнышко, понимаешь? Мы состоим из слёз и смеха... Ты знаешь, о чём я? Ты понимаешь меня? И она улыбалась, и говорила: понимаю.

Они сидели по выходным в тихой кафешке, пили зелёный чай с липой. Вика, - её звали Вика, Виктория, как какую-нибудь древнюю царицу с золотым жезлом в руках, - пускала солнечных зайчиков. Она ловила их маленьким зеркальцем из своей косметички и заставляла округлые блики прыгать по стенам. Александр сказал однажды, что каждый солнечный зайчик – это улыбка солнца. Это было банально, на такое велись только глупые школьницы, а Вика не была глупой. Она тут же сообщила об этом и пустила солнечного зайчика ему на нос. Оба рассмеялись. Заяц запрыгал по стене, вырисовывая странные иероглифы. Мог ли Александр тогда прочитать их? Мог ли он хотя бы тогда прислушаться к тихому голосу, который твердил – остановись, это добром не кончится? Безусловно, мог. Но он всегда выбирал наихудший вариант из всех возможных.

Ей было пятнадцать лет. По крайней мере, она сама так сказала. А на самом деле? Десять? Триста с копейками? Так, по глазам, и не разберёшь. Потому что в глазах – свет и тьма, и мудрость странная, которой там вообще быть не должно, и наивность такая детская, что хочется... хочется... а просто хочется, вот и всё. Из головы почему-то напрочь вылетало то, что дома – Лена и Витя... чёрт тебя подери, Вите тоже было пятнадцать. Даже имена совпадали. Но почему-то проводимая параллель не пробуждала совесть. Наверное, потому, что Вика, в отличии от Вити, уже не была ребёнком. Нимфы детьми не бывают, они уже рождаются такими - с изогнутыми длинными ресницами и чуть припухлыми щёчками, с какой-то неуловимой грацией в движениях и томностью в глазах... А глаза тёплые, как растопленный шоколад. И ведь не пил же растопленного шоколада никогда, аллергии боялся, а вот не идёт в голову ничего другого, хоть убейся...

- Александр Юрьевич, а я целоваться не умею, - сказала она через месяц.

Вздрогнул. На лице не отобразилось ничего, но от её глаз наверняка не укрылось. Они очень быстро привыкли к тому, что видят эмоции друг друга как на ладони – такой он, внутренний свет...

- В твоём возрасте я тоже не умел.

- Неправда. Вы слишком красивый, - Вика смеялась. – Вы точно девочкам нравились.

- Ну, может, и нравился. Так ведь и у тебя недостатка в кавалерах нет?

- Недостатка нет, но я не хочу просто так. С кем попало.

- А с кем хочешь? – Опасно, ой, опасно, но если уж погибать, так с музыкой...

Мягкий взгляд из-под ресниц. Губы чуть тронуты прозрачным блеском, изгибаются в тихой улыбке... Пропал, пропал. Пой песню падения, Александр Прекрасный, пой!




Её можно споить красным вином – она пьянеет после первого же бокала, и глаза разгораются ещё ярче, а смех уже не просто звенит, он отдаётся нервной дрожью в коленях, в низу живота, в голове... Перед глазами – марево, и поди разбери, от алкоголя или от чего-то ещё. Её можно осторожно уложить на разобранную постель и целовать долго-долго, пока не закружится голова. Она и вправду не умеет. И от этого поцелуй кажется ещё более пряным. Неловкие руки, пролитое на простыню вино – Вика смотрит на расплывающееся по белой ткани багровое пятно со странным восторгом. Говорит, что утром работники гостиницы решат, будто здесь кого-то резали. Слово «резали» отдаётся сладкой истомой во всём теле – хочется чего-то острого, непонятного... чего именно? Александр не знает, поэтому он просто склоняется над ней и снова её целует. Всё будет именно так. На обагрённых простынях. В полутьме. В полубреду. Так – правильно. Так – нужно.

Она закрывает глаза. Она едва не плачет. И свет, тончайший, серебристый, расплывается по комнате, отражается в хрустальных стенках бокалов... Волосы Вики, разметавшиеся по подушке, похожи на змей Медузы Горгоны, и на губах застывает «имя тебе – Смерть», но срывается с этих губ почему-то только нечленораздельный стон... Александр не знает, хорошо ему или плохо, он просто видит сны наяву, он пьёт её внутреннее сияние, покуда хватает сил и дыхания. Кричи, моя радость. Кричи. Вот так, чтобы светящиеся мушки заплясали в воздухе. Знаешь, что я дарю тебе? Это дивный дар – видеть свет, но тсс, тсс, пусть это будет нашим секретом... И она обвивает его руками, и обессиленная, бледная, шепчет «имя тебе – Смерть...», а может быть, ему кажется... ах, бедная его затуманенная голова!

Он знал, что будет дальше. И если быть по-настоящему честным с самим собой – он знал это ещё в тот момент, когда из темноты на улице выступила тонкая фигурка девочки, написавшей для него стихи. Можно оправдываться и говорить, что так было предопределено – какой смысл сопротивляться течению? Тем более, если ты знаешь, что будет в конце. Головная боль. Кровь на простынях, её кровь, едва различимая на тёмно-алом фоне. Это уже не стереть. Кровь и вино, вино и страсть. Это как строчки из пьесы. Потому что люди так не живут. Во всяком случае, не такие, как они.

В самом деле – господа, а напишите-ка про нас пьесу! Герои колоритны, сюжет относится к категории вечных. Стареющий актёр (ой, да ладно, нечего на себя напраслину возводить, сорок два года – ещё не старость для мужчины) соблазняет беззаветно влюблённую в него хрупкую девочку с хрустальной душой, предавая при этом семью. Какой драматизм! Ах, как это можно сыграть! Зрители будут рыдать, - сперва от жалости к несчастному ангелочку, потом из-за сочувствия к страдающему от угрызений совести актёру... Пожалуй, это могло бы быть его последней звёздной ролью... Александр уткнулся лицом в подушку, надеясь задохнуться и умереть. Ему было плохо. Чертовски плохо. Но он ведь знал наперёд, как всё это будет, и был готов...

Вот только головная боль в его планы не входила.

Прохладная рука осторожно коснулась его затылка.

- Алекса... Саша? Ты в порядке?

- Нет. Я умираю, - сдавленно простонал он в подушку.

- От этого не умирают, - тихо рассмеялась она.

- Значит, я буду первым. Послушай, Вика... Ты девочка очень хорошая. И талантливая. Стихи, правда, хреновые пишешь, но дело не в этом. Не поэт ты, но я чувствую в тебе свет. Понимаешь, свет. И тебе нужно просто самой осознать его и понять, куда этот свет тебя должен привести. Ты справишься, ты умненькая... Но Вика, ты понять должна. Мы, люди с искрами внутри, друг к другу притягиваемся. Нас влечёт со страшной силой...

- Я знаю, - грустно сказала Вика, продолжая поглаживать его затылок. – Сейчас ты скажешь, что у тебя есть жена и сын. Можешь не рассказывать, мне всё известно. Я не маленькая девочка, я всё понимаю. И я знала, что так всё и будет...

Александр ощутил, как дёрнулась внутри сияющая нить, которая тянулась от её души к его душе.

- Люди с искрами внутри... Саша, я сейчас плакать буду. Ты только не злись и меня не утешай, я поплачу и перестану, хорошо?

- Хорошо, - хрипло сказал он. – Плачь.




Александру Юрьевичу Скворцову, замечательному актёру, проработавшему в своём театре большую часть своей жизни, исполнялось пятьдесят лет. Юбиляр, чуть-чуть поседевший и исхудавший, однако ещё не утративший холодной, породистой красоты, принимал гостей, сидя в кресле. Он объяснял это невыносимыми болями в ноге, - «падагра, должно быть... ». Однако кое-кто из гостей шептался о том, что Скворцов на репетиции умудрился едва ли не проткнуть себе ногу реквизитной шпагой. Которой, нужно заметить, и порезаться-то было трудно... Впрочем, всё это было совершенно неважно. Праздник, на который было созвано множество деятелей искусства, коллег-актёров, режиссёров и просто старых друзей, удался на славу.

Юбиляру дарили ручки с золотыми перьями, бутылки дорогого алкоголя и сборники сочинений классиков. А театральный режиссёр Ивлёв-Шатаев, который работал со Скворцовым со времён молодости, принёс ещё кое-что в качестве подарка.

- Девица... просила лично в руки. Молодая такая, на птичку похожа. Никитенко её фамилия... Седина в бороду, бес в ребро, да, Шурик? – Ивлёв-Шатаев понимающе усмехнулся, предварительно убедившись, что поблизости нет жены Александра

- Да ну тебя, мне такие штучки уже как-то и не к лицу. Не знаю я никакой Никитенко... – Скворцов взял в руки тонкую книжицу в бледно-голубой обложке. На ней красовалось изображение то ли восходящего, то ли садящегося солнца, а сверху он, прищурившись, разглядел имя автора и название книги. «Никитенко Виктория. Свет внутри».

Сердце ёкнуло. Совсем как тогда. Совсем как несколько лет назад, когда к нему пришла маленькая девочка с глазами тёплыми, как шоколад.

«Есть необычайная, дивная сила в некоторых людях. Есть то, что мы привычно называем божьей искрой, даже не подозревая, насколько верно это определение. Людей, наделённых этим светом, влечёт друг к другу непреодолимо...»

Читать дальше он был не в силах, но и закрыть книгу не мог. Взгляд скользнул по внутренней стороне обложки, там, где красовались несколько строк, написанных от руки.

«Если бы не вы, Александр, этой книги бы не было. И меня такой, какая я сейчас, пожалуй, тоже не было бы. Наша встреча, что бы кто ни говорил, была предопределена судьбой. Всё, что ни делается – всё к лучшему...»

- Всё, что ни делается, - к лучшему, - тихо произнёс он вслух и закрыл книгу. Скворцов уже знал: когда все гости разойдутся, и Лена, утомлённая хлопотами, ляжет спать, он поднимется к себе. Там, наверху, он достанет старый томик Блока и среди его страничек отыщет сложенный вчетверо листочек бумаги...

@темы: Фанфики

---

А кому соционических фиков?

[Сон в белую ночь]

Добрый всем день) Надеюсь, этот пост не сочтут оффтопом или флудом. Полазив по страницам сообщества, я наткнулась на идею "соционического кинк-феста" или чего-то в этом роде. Идея, судя по всему, благополучно скончалась за неимением желающих её воплощать. Я даже пожалела, что зарегестрировалась на дайри слишком поздно).

Так вот, если кто-то хочет небольшой оридж (сразу говорю, что работу большого объёма не осилю), пишите в комменты, я могу попробовать взяться. ТИМы персонажей - любые, интертипные - любые. Рейтинг любой. Джен, гет, фемслэш и слэш - на выбор. Но за тройники не возьмусь (это на всякий случай ХD).

Автор несчастный иррационал, так что сроки выполнения во многом зависят от вдохновения. Но если заявка покажется интересной, он может работать и очень быстро. Также автор не является профессиональным социоником - просьба учесть, если что ХD

Вот, собственно, и всё :33

@темы: Фанфики

---

Клава, давай

[lisya1983]

А кто-нибудь типировал героев сериала "Клава, давай!"?

@темы: Помогите оттипировать, Сериалы

---

"Перо Маркиза де Сада"

[Margarete]

Фэндом: Перо Маркиза де Сада

Сегодня ранним утром (для кого-то это ночь) шёл такой фильм по телевидению, любопытно было бы протипировать героев.

Маркиз - ЭИЭ
Мадлен - без понятия, хотя хочется, чтобы была ИЭИ, тогда всё бы очень хорошо сходилось
Аббат - нечто среднее между ЛСИ и СЛЭ

Других, по-моему, вряд ли интересно вообще типировать...
То, что Беты много, я даже не сомневаюсь. По крайней мере, создалось такое впечатление. Если кто-то видел этот фильм - отзовитесь

Заодно протипируем Кейт Уинслет и Хоакина Феникса (потрясающий актёр!!) , хорошо?

@темы: Знаменитости, Типирование, Помогите оттипировать, Фильмы

---

[AFI]

[.Riku]

Есть такая группа АФИ...
Вот как думаете, великий и прекрасный Дэйви Хэвок - он кто?
Про остальных участников меньше известно, но может про них тоже есть что сказать)

все вместе

Дэйви ^^

@музыка: AFI - The Great Disappointment

@настроение: ^^

@темы: Знаменитости, Помогите оттипировать

---

Тим Рот

[Puffskein]

С добрым утром.))
Нигде не нашла, к какому типу относится щщикарррный мущщина Тим Рот. Интересно узнать ваше мнение на этот счёт.)) Похож на Баля, но я не уверена...)

@темы: Знаменитости, Помогите оттипировать

---

KAT-TUN

[Зверь Язвь]

Фэндом: KAT-TUN

Ну, я напишу как мне кажется

Каменаши Казуя - Робеспьер
Аканиши Джин - иррационал, и мне он этиком кажется. Те кто считает, что он Габен, поясните, пожалуйста, почему -_-"
Тагучи Джунноске - Дон Кихот, ещё может быть Есениным или Гексли
Танака Коки - а кто его знает. Экстраверт и, кажется, сенсорик.
Уэда Татсуя - Бальзак
Накамару Юичи - мне кажется, он кто-то из заботливых.

@темы: Знаменитости, Типирование, Помогите оттипировать