[Socio-fandom]

- Название: Виктим? Инфантил?
- Автор:  Lalann.
- Жанр: виньетка.
- Пейринг: Гамлет\Достоевский.
- Рейтинг: сопливое G.
- Предупреждения: ересь. (и ООС?)
- Фэндом: соционика.
- Дисклеймер: всё принадлежит своим законным владельцам
- От автора: без смысла. Такая вот просто зарисовочка на тему. Написано под влиянием вот этой музычки:


Яблони расцвели, и что примечательно: прямо под окном. Утром просыпаешься: и подоконник, и стол, и пол, и даже ковер немножко – все в белых лепестках, и еще запах – пьянящий, тяжелый – везде, и кажется, что проснулся он в яблочном варенье.
Гамлет с детства терпеть не может яблоки, с тех пор, как бабушка – милое, доброе существо в белом платке – закопала под яблоней помершего кролика. Что удивительно, яблоне это понравилось, и она начала активненько плодоносить. Гнилыми, черными яблоками, как тогда ему казалось.
На часах семь утра, и на улице еще темно, и тихо, и цвет этот яблоневый белеет в темноте, ну совсем как мумия, или привидение, или вообще носферату какое. Ну все, надо перестать смотреть на ночь ужастики – мало того, что не страшные, так Достоевский пугается, а потом еще непотребщина разная мерещится.
- Гамлет, просыпайся.
- Не буду…
Чертов инфантил трясет за плечо, а руки у него, кстати, холодные – о боже, не учили тебя сначала руки греть, а потом человека будить, вот же...
- Просыпайся, ты же сам просил разбудить пораньше.
- Не хочу… будь милосерднее, а….
Гамлету вовсе не надо открывать глаза, чтобы знать – Достоевский укоризненно закатывает тускло-зеленые глаза, поправляет выбившиеся из хвоста пряди. Наверное, стоит перед тяжелым выбором – этично ли стягивать одеяло с человека, который должен проснуться, но не хочет?
- Вставай, пожалуйста, не надо делать вид, что ты так крепко спишь, что меня не слышишь.
Гамлет ничего умнее не придумывает, кроме как накрыть голову подушкой:
- Ну давай я еще пять минуточек полежу, а?.. Мне тут тепло, темно и хорошо, а ты…
- Пожалуйста, вставай. Давай, это не так сложно. Гамлет, не будь ребенком, в самом деле, прошу тебя.
- «Не будь ребенком», о боже, и это я слышу от инфантила… Ты жесток, ты знаешь это? Мне, может, снится что-то хорошее и приятное, а ты выдергиваешь меня в холодную и равнодушную реальность… Бессердечно!
- Ты же сам просил. Вставай, не так уж в нашей реальности и холодно…
Максим бы уже холодно приказал, да так, что нельзя отказаться, а Есенин бы деловито пошел за чашечкой холодной воды. Достоевский же все еще (внешне) невозмутимо продолжал взывать к гамлетовской ответственности – по мнению Гамлета, довольно бесполезное дело.
Достоевский, кстати, говорит тихим, приятным голосом, – от этого спать хочется только больше. Знаете, напоминает сразу о музыкальных шкатулках, рождественских конфетах и еще чем-то таком из безоблачного детства. Таким голосом только колыбельные петь, или малышам в детском саду сказки рассказывать, или преподавать в художественной школе… Но не будить. Ни в коем случае.
Гамлет открывает глаза – цветущие яблони исчезают вместе с открытым окном, запахом и воспоминанием о бабушке. Суровая реальность – закрытое окно с витиеватыми снежными узорами, а за ним, наверное, мерзлая яблоня, заледеневший асфальт и простудившееся солнце. Впрочем, появляется Достоевский – его укоризненный взгляд как-то даже веселит.
- Ладно-ладно, все, встаю, не надо на меня так укоризненно смотреть, это приводит меня в уныние.
Только вместо того, чтобы послушно встать, Гамлет садится и – хватает Достоевского в охапку (он вообще легкий, да и не сопротивляется – у него вообще заторможенная реакция) и тащит под одеяло.
Под одеялом, кстати, Достоевский упирается тонкими руками – впрочем, несильно.
- Слушай, если ты думаешь, что если…
- Да успокойся ты, я действительно встану с кровати. Сегодня – определенно. Да. Вот только тебя потискаю, ага.
- Иногда мне кажется, что инфантил здесь ты. Пожалуйста, прекрати. Это глупо.
- Более того – мне иногда кажется, что ты виктим. Видишь, у нас с тобой полное взаимопонимание, это прекрасно. И прекрати вырываться, ну что ты как… как виктим? Ты заставляешь меня чувствовать себя агрессором. Сейчас возьму и изнасилую, а потом, как там говорят о виктимах, размажу по стенке, и все – у тебя слезы, истерики, убитая психика, что там еще… Ты же этого не хочешь, правда?
- У тебя какой-то гипертрофированный прогноз. Прекрати, пожалуйста. Будь ответственней. И, прошу тебя, встань наконец-то. Иначе я заставлю тебя выпить остывший кофе.
Гамлет молча прижимает Достоевского к себе – черт, легко сказать «вставай», Достоевский даром что весь из себя такой худой-тонкий-угловатый, но теплый, и волосы эти длинные, мягкие, с дурацким бантиком и – о да – он пахнет яблоками! Не черными, не гнилыми – каким-то там летним сортом, который всегда зеленый, ну или желтый, Гамлет уже не помнит.
И вообще, тепло же.
Достоевский улыбается Гамлету в плечо:
- Ладно-ладно, можешь еще полежать пять минут.
Гамлету, знаете, наплевать, отчего это несчастного инфантила так переклинило со «вставай» на «можешь полежать».